Умный и сознающий. 4 миллиарда лет эволюции мозга - Джозеф Леду

меньшей степени интересовало, почему мы бежим, и в большей – что мы при этом чувствуем. Он предпочитал подчеркивать роль телесных реакций в инициировании чувств.

Новая область психологии, появившаяся в том числе благодаря Джеймсу, родилась из попыток использовать экспериментальные методы для понимания декартовой проблемы сознания. Правда, интерес психологии к сознанию просуществовал недолго: вскоре бихевиористы предприняли свой враждебный переворот и избавили эту сферу от любой связи с мышлением.

Вместе с тем в сфере психологии процветало изучение эмоций. Часто исследования основывались на взглядах тех медицинских школ, которые бихевиористов не жаловали. Пионеры этого направления без особых усилий продолжили антропоморфную традицию Дарвина: они свободно оперировали такими понятиями, как страх, гнев, голод и удовольствие, когда пытались объяснить роль различных зон мозга в возникновении поведенческих реакций у подопытных животных. Из их изысканий и выводов родилась интеллектуальная традиция, из которой уже после Второй мировой войны выросла теория о лимбической системе Маклина. Теперь понятно, почему ученый так легко принял постулат, согласно которому поведенческие реакции животных обнаруживали эмоциональные состояния, закодированные в лимбической системе.

К 1960-м годам, когда влияние бихевиористов в психологии начало ослабевать, параллельно с когнитивной революцией поднялась новая волна интереса к эмоциям как психическим состояниям. Одни ученые, желавшие как можно дольше продержаться на волне этой революции, подчеркивали роль сознания в формировании чувств, а именно страха, как результат толкования, согласно которому человек находится в опасности (этот момент займет ведущее место в последующих дискуссиях).

Другие, напротив, возрождали идею Дарвина о врожденной природе эмоций. Так, Сильван Томкинс, например, предположил, что в человеческом мозге заложено несколько биологически обоснованных эмоций, которые мы унаследовали от наших предков-животных и которые у нас проявляются в мимических реакциях и других системных ответах. К числу таких эмоций относятся страх, грусть, стыд, отвращение, гнев, радость, интерес и удивление. Психологи Роберт Плутчик, Кэррол Изард и Пол Экман предприняли попытку разобраться с причинами базовых эмоций. В качестве доказательства они собрали всемирную картотеку таких, казалось бы, универсальных мимических реакций. Идеи Экмана нашли поддержку как среди психологов и нейробиологов, так и в околонаучных кругах – настолько, что они даже легли в основу популярного анимационного фильма «Головоломка»[54].

Сторонники идеи базовых эмоций считают, что каждая эмоция связана с программой ее выражения – гипотетическим нервным модулем, который активируется определенным стимулом и дает волю поведенческим и физиологическим реакциям, а также соответствующим чувствам (рисунок 41.1)[55]. Этим теоретикам нечего было сказать о том, как разные скрытые программы выражения эмоций могут быть дифференциально представлены в мозге. Если они и упоминали мозг, это обычно происходило в связи с лимбической системой, поскольку именно эта идея доминировала в представлениях об эмоциональном мозге в те времена.

Рисунок 41.1. Теория о программе выражения базовых эмоций

Маклин и сам мало говорил о том, как возникают отдельные эмоции, потому что в центре его внимания была лимбическая система как контур общего назначения для любых эмоций. Позже эстонский нейробиолог Яак Панксепп начал с того, чем Маклин закончил, и разработал теорию базовых эмоций в мозге.

Панксепп определил отдельные эмоциональные контуры – сейчас мы называем их эмоциональными операционными системами (другое название программ возникновения эмоций) – в ходе опытов по стимуляции лимбических зон у крыс и выделению того, что он назвал эмоциональным поведением. Каждая эмоциональная операционная система, считал Панксепп, вырабатывает как специфическое поведение, так и основное чувство, которое эволюционно предназначено определенной эмоции. Панксепп писал, что в реальности, в отличие от эксперимента по стимуляции эмоции в лаборатории, когда мы сталкиваемся с опасностью, страх возникает в контуре, который также контролирует так называемые реакции страха – замирание или убегание. Поскольку эти контуры операционных систем отвечают и за чувства, и за поведение и хорошо сохранились у всех млекопитающих, Панксепп предположил, что контуры, отвечающие за эмоции и чувства у людей, можно выявить, определив контуры, которые контролируют эмоциональное поведение других млекопитающих.

Однако я считаю, что такое предположение ведет к фальсификации того, на что способны его так называемые подкорковые операционные системы. Например, операционная система страха по Панксеппу включает в себя миндалевидное тело и другие соединенные с ним подкорковые зоны. Исследования, направленные на распознавание страха и реакцию на опасность, которые проводил я сам и другие ученые, безусловно, включали в себя изучение миндалевидного тела. Например, когда крысы, мыши, кошки, обезьяны и люди, у которых миндалевидное тело было серьезно повреждено, сталкиваются с угрозами своему благополучию, они не способны демонстрировать типичные поведенческие и физиологические реакции. Нейроны миндалевидного тела активируются, когда на животных или людей влияют угрожающие стимулы, но значит ли это, что именно этот орган отвечает за чувство страха? Панксепп в этом сомневается, но доказательства использует чисто бихевиористские. Он следует логике Дарвина: поскольку люди испытывают эмоции, когда ведут себя определенным образом, значит, и животное, демонстрирующее определенное поведение, должно чувствовать то же, что и мы. Таким образом, исследования, оценивающие поведение животных, могут показать нам, где находятся чувства в мозге как у животных, так и у людей. Только давайте не будем торопиться.

Когда перед человеком подсознательно возникают угрозы, у него учащается сердцебиение, потеют ладони, напрягаются мышцы, но о наличии стимула он не знает и не сообщает о том, что испытывает чувство страха. Напротив, человек с поврежденным миндалевидным телом сообщает о чувстве страха, но телесных реакций на угрозы у него не возникает. Эти изыскания в большей степени соответствуют модели, в которой миндалевидное тело отвечает за подсознательное распознавание и инициирование реакции на опасность, но напрямую не отвечает за осознанное чувство страха, возникающее в то же время. Суть этого разделения мы обсудим подробнее, когда будем говорить о современных исследованиях природы эмоций в последней части этой книги.

Из развернутой выше дискуссии не нужно делать вывод о том, что миндалевидное тело для страха не важно. Информация о поведенческих и психологических реакциях, спровоцированных в организме активацией миндалевидного тела, поступает обратно в мозг и, по сути, влияет на наше восприятие опасных ситуаций. Например, вырабатываемые организмом гормоны по кровотоку поступают в мозг; они помогают нам сосредоточиться и усиливают восприятие, но мы совершенно осознанно замечаем, что замираем или убегаем и что у нас колотится сердце, и такие наблюдения за самими собой тоже влияют на субъективное восприятие подобных ситуаций. Более того, у миндалевидного тела есть связи с множеством других зон мозга. Этот орган существенным образом влияет на обработку мозгом информации, включая ту, которая, как я предполагаю, принципиально важна для сбора фактически осознаваемого впечатления страха. Аналогичный сценарий применим к цепям, которые